Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
m.vk.com/wall-33972481_1051
вот тут лежит Ушбофотосет. Я считаю,что мы превзошли себя, честное слово. Для тех, кого нет вк, фотографии потом перенесу, или если Неле пост сюда перенесет, репостну.
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Я очень удачно купила себе бормашину новую(бу), производственную, в обмен на старую обычную и доплату в 1,5 к. Теперь у меня ее фиг кто отберет, а еще у нее нетипичная педалька, в принципе, даже более удобная, чем обычные. И фирма-Балкан Моторз)) Но это так, забавная мелочь.
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Я периодически забываю, что есть Хайам, который по большинству поводов все нужное уже сказал. О, мудрец! Если тот или этот дурак Называет рассветом полуночный мрак, - Притворись дураком и не спорь с дураками : Всякий, кто не дурак, - вольнодумец и враг! Омар Хайям.
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
В мастерской какая-то упоротая тварь скосплеила Мосю и издохла в дальнем углу в дыре, где стена сходится с полом. Неизвлекаемо. Неистребляемо. Вчера к вечеру было вообще невозможно дышать.
Денис вчера залил асбестом, стало пахнуть поменьше, сегодня монтажку обещал припереть и залить к хренам.
А ведь я слышала, как оно в стене шебуршалось, еще подумала, что за хрень. Чтобы ты упокоился с миром, щурек недоумочный.
Августовские сказки для лесной прогулки Замечательный человек Ai Rolary сделала мне подарок: иллюстрации к уже готовым сказкам. По-моему они замечательные, чем-то напоминают мою любимую атмосферу сказок, снятых Л. Нечаевым. Не смогу внятно объяснить, почему. С согласия автора прикрепляю картинки к сказкам. Назло врагам, на радость людям!
Есть в этом мире место, где стоит дом у моря. Белый дом с большой верандой, выходящей на пляж, на которой стоят удобные плетёные кресла. В доме пахнет кофе и корицей, морской солью и чудесами. В доме всего один этаж, но есть настоящая башенка со смотровой площадкой. Башенка тоже белая, но, если войти внутрь, увидишь, что стены выложены мозаикой: голубым, зелёным и бирюзовым стеклом. Длинная винтовая лестница ведёт наверх, в круглую комнату со стеклянными стенами. Там почти нет мебели: низкий столик, ещё одна пара плетёных кресел – близнецов тех, что обосновались на веранде внизу, матрац на полу. А ещё телескоп, который в тёплые безоблачные ночи с удовольствием пялится в небо своим единственным круглым глазом. В самом доме кухня и единственная комната, в которой всегда много света и прохладно, несмотря на довольно жаркий климат. В доме живёт человек, высокий тонкокостный и ироничный. Он молчун и одиночка, и у него почти никогда не бывает гостей. Он любит дом, звёзды, море и хорошее вино. По вечерам он выходит на пляж, где белый песок кажется бархатным, и подолгу сидит у воды. Он всегда здоровается с морем: сначала опускает в воду ладонь, а потом слизывает капли с пальцев. Вода здесь ласковая и прозрачная, а на вкус чуть сладковатая, это странно, но приятно. Человек любит море, и море любит его: качает на бирюзовых ладонях, целует босые ступни и руки или поёт песни. Море знает тысячи песен. Иногда человек просто танцует под них на пустынном пляже, иногда – пытается подыгрывать морю на стареньком фортепиано, а иногда перед грозой, когда море шумит и, кажется, пугается само себя, человек выходит к нему и поёт, раскинув руки, и море поёт вместе с ним. Этот человек прожил не много и не мало, чуть больше четверти века, и считает себя почти счастливым. Но иногда его настигает его одиночество, укрывает его дом – лучшее место на Земле, - и человек плачет во сне и ищет кого-то, кого не умеет назвать по имени… Однажды он вспомнит имя и назовет его, и тот, кого оно обозначает, придёт на зов. И тогда ревнивое море погонит к берегу большую волну, но это будет уже не важно: вспомнив имя, человек вспомнит и то, что умеет ходить по воде. Они вместе уйдут – он и тот, кого он позвал. Только не спрашивай меня, куда, потому что это за границами моей Ойкумены…
Одна зелёная скамейка очень удачно стояла в одном заросшем стареньком парке. Парк был грустный и не ухоженный: в нём обитали вороны и голуби, тощие бродячие кошки, напоминавшие оборотней, давно забывших, как жить вне животной формы, кусты сирени и жасмина, клёны и осины, маленькие дубки, призраки и остовы давно поломанных каруселей. В наглухо запертой коробке, когда-то служившей кассой, ночами что-то гудело и тихо потрескивало, пугая худых вечно голодных и вечно мёрзнущих подростков, прибегающих сюда выпивать и беспорядочно целоваться. Скамейка и вправду стояла очень удачно, так, что из-за куста был виден только самый край облезлого зелёного бока, а все остальное скрыто от глаз прохожих даже тогда, когда с куста облетали последние листья. Скамейка была самая обыкновенная с виду и довольно старая, с полуистёршимися посланиями, оставленными при помощи ножа, шариковой ручки и маркеров на облупившихся боках. И в то же время она была совсем не обыкновенной: посидев на ней, отчаявшиеся находили ответы на сложные вопросы, поссорившиеся мирились, поэты писали здесь самые красивые стихи, а старики не мерзли даже суровыми зимними вечерами. Словом, в грустном, заросшем и неухоженном парке стояла самая добрая и чудесная скамейка на свете. На ней влюблялись, мирились, целовались, играли в шахматы, вспоминали молодость и читали сказки малышам. А те, кто не побоялся провести в парке на зелёной скамейке ночь, уходили утром с запасом удачи на всю оставшуюся жизнь и запасом маленьких добрых чудес – от сбывающихся желаний до удивительных снов. И вот однажды… Всегда наступает какое-нибудь «однажды». Однажды в парк приехала тяжелая техника. Заросшие дорожки заасфальтировали заново. Остовы ржавеющих каруселей уничтожили, а вместо них поставили горки и качели для детей. На заросших разнотравьем пятаках разбили клумбы, вдоль дорожек поставили урны и новые скамейки с тяжёлыми гнутыми ножками. А старую зелёную скамейку, конечно, сломали, решив, что не место в новом красивом парке таком страшилищу. Скамейки не стало и скоро все забыли о ней, но с тех пор некоторым жителям города снится зелёная скамейка: молодым девушкам – к свадьбе, старикам – к добрым новостям, малышам – к исполнению желаний. Потому что чудеса никогда не исчезают бесследно. Нужно только уметь их слышать.
В лесу много странного, как вообще много странного там, наверху, над водой. Там нельзя плавать, зато там можно петь, когда в перевёрнутой чаше большой воды плавает круглая жёлтая рыба. Знаешь, сестра, по вечерам я поднимаюсь над водой и прячусь в камышах у берега. А на берег уже много дней приходит грустный двуногий. Садится на камень, тот, что стоит на самом краю, свешивает ногу в воду, берёт тонкую палочку, которую двуногие зовут «дудочка», и играет до того жалобно, что даже ветер стихает. Конечно ему нипочём не спеть так, как умеет петь тростник, у которого он украл голос. И каждый раз он удивляется, что на его зов приплывает маленькая плотвичка. Он всегда говорит ей: «Можно подумать, что ты слышишь, как я играю». Вот глупый! Любой знает, что рыбы в озере, где живём мы, русалки, особенные: куда там слышать – некоторые даже говорить умеют, только кто станет слушать их болтовню! Он играет ей, а она – не поверишь, сестра! – она каждый раз подплывает ближе и потихоньку покусывает его за ногу. Наверное, поверила нашей старой бабке. Бабка любит рассказывать страшные сказки про старое озёрное колдовство, вот и задурила плотвичке голову: помнишь, она говорила, что если кровь человека попадёт в воду, а вода – на свежую рану, человек может превратиться в рыбу. Слушай, сестра: я сегодня сама поверила в бабкины сказки. Он пришёл, как всегда, и как всегда заиграл на своей дудочке. И плотвичка тут как тут: подплыла, помахала хвостом и давай покусывать его за этот странный отросток, который торчит на ноге дальше других. Кусала, кусала, и вдруг он дёрнул ногой, а на этом отростке маленькая красная капля – человеческая кровь. А он посмотрел на плотвичку так тоскливо и говорит: «Эх, быть бы мне как ты – и другого счастья не надо!» И в то же мгновенье – раз! – и исчез. Остался от него только ворох того, что двуногие зовут одеждой… А от камня уплыли две плотвички. Я видела их своими собственными глазами, сестра, своими глазами.
В этом мире много чудесных мест, друг мой, тебе ли не знать? Давным-давно, когда меня ещё не было, а была чумазая девчонка, загоравшая летом до черноты и больше всего любившая бегать босиком по траве и песку, она знала тропы в такие места и могла проводить туда других. На самом деле попасть в чудесное место ничего не стоило: нужно было только выбрать улицу со множеством поворотов, закрыть глаза, а лучше зажмуриться, покрутиться вокруг себя и идти наугад, всё время поворачивая направо или налево, главное – не идти прямо слишком долго, иначе можно было вернутся в то место, с которого начал путь. Чаще всего на третьем, пятом или седьмом повороте глаза можно было открыть – и обнаружить себя там, где ни разу не был, или уже был, но всегда – далеко от дома, привычной улицы и привычного времени. Она была немного сумасшедшей, эта девчонка, смешно постриженная, так что волосы торчали вокруг головы в разные стороны лохматыми кудряшками, но ей это даже нравилось, немного сумасшедшей, потому что часто забывала правила и оставалась в своих сказочных местах так надолго, что её начинали искать дома, собирая всю окрестную детвору. Находили спящей в каком-нибудь заброшенном доме или на огороде под кустом смородины, а один раз обнаружили в развилке дерева: не нашли бы, если бы с её ноги не упала сандалия… Было одно место, где она любила бывать чаще, чем в других. Попасть туда было не проще и не сложнее, чем в другие, но она научилась его вызывать, проситься туда – и попадала. Это был довольно крутой речной берег, почти отвесный, на котором росли высокие стройные сосны, длинные и тонкие, как мачты старинных фрегатов. Летними вечерами, когда солнце потихоньку спускалось за дальний берег, стволы сосен становились золотисто-оранжевыми и теплыми, можно было долго гладить ладонью тёплый сосновый бок, а потом прижаться щекой и сидеть, дожидаясь заката. Или забраться в кусты облепихи и вдыхать запах до тех пор, пока голова не начинала кружиться. Или ловить рыбу в реке руками, а потом, почувствовав странное скользкое тело между ладонями, выпускать обратно. Как-то раз девчонка поссорилась кем-то из родных и до того рассердилась, что даже не заметила, как сыграла в любимую игру и на третьем повороте чуть не скатилась кубарем с тропинки, на которой очутилась. Она пошла вниз, все ещё сжимая кулачки, и вдруг кто-то окликнул её: - Эй, там, куда торопишься? Она подняла голову: на ветке ближнего дерева сидел мальчишка чуть старше неё, болтал босыми пятками в воздухе. На голове у него была смешная соломенная шляпа с заткнутым за ленту пером цапли. - Вниз! – все ещё сердито ответила она. - Да, здорово тебе досталось, если ты свою злость с собой сюда притащила… Погоди, я сейчас! Он слез с дерева, подошел, взял её за руку: - Побежали, я тебе такое покажу! – Глянул на небо. - Самое время! Это было утро, раннее, ещё не было и десяти часов. Она бежала за ним, едва поспевая и удивляясь, как это она до сих пор ни разу не зацепилась за толстые кривые сосновые корни, как не угодила ни в одну яму, как не врезалась ни в одно дерево? Тропинка скакала вниз, ныряла под поваленные стволы, петляла, то расширялась, то становилась совсем узкой, так, что едва можно было протиснуться вдвоем… и вдруг кончилась узкой полосой песка. Они прошли вдоль пляжа, мимо огромных следов босых человеческих ног, мимо дорожек странных отпечатков птичьих лапок и поднялись немного вверх по склону. Там обнаружился пятачок – не очень большой, но удивительно ровный, который сосны окружали правильным кольцом. Сосен было ровно семь, она посчитала. - Ложись, - сказал мальчишка, - и смотри. Сейчас будет волшебство! Она легла на траву, под лопатку впилась упавшая с какой-то из сосен шишка, но она тут же забыла о ней, как только увидела: по небу плыли белые облака. Маленькие и чуть побольше, они казались похожими на безе или половинки ванильного зефира. Даже в воздухе запахло чем-то сладким и сдобным, так, что захотелось конфет. Сосны качались под ветром почти бесшумно. Было красиво и странно, как будто ты – древний динозавр, живущий на дне чистого доисторического озера, и смотришь, как над тобой качаются водоросли и проплывают доисторические рыбы. И вдруг она заметила, что облака останавливаются над их головами и рассаживаются на вершинах сосен. Когда последнее облако заняло своё место на последней сосне, деревья тихо заскрипели – медленно и мелодично, зашумели нижними ветками. Это было похоже на колыбельную – тихую и светлую, и такую неожиданную посреди летнего утра… - Вот бы сейчас леденец за щёку… - Мечтательно шепнула она. - А ты в кармане посмотри, - так же шёпотом предложил мальчишка. Они лежали рядом, плечо к плечу и смотрели, как сосны баюкают облака. Она немного отодвинулась, освободила из-под головы руку и сунула её в карман. - Вот это да… - Тихо протянула она и показала спутнику ладонь, на которой лежали два леденца в тонких бумажных обёртках. - Так и знал, что у тебя получится! – Радостно отозвался он. – Мало у кого получается, но у тебя должно было. Я за тобой давно наблюдаю, ты странная: никогда ничего не просила для себя у этого места. То появишься, то исчезнешь, но всегда так – побродишь, полюбуешься и всё. Ты ведь отсюда с собой никогда ничего не забирала, ни шишечки, ни камешка… И с собой ничего не приносила. Почему? - Мне всегда казалось, что это неправильно, что если я унесу что-то отсюда, то это место испортится, будет уже не такое целое, как раньше. А если принести что-нибудь с собой, то оно больше не будет волшебным, таким, которое не-там-где-я-живу. Здесь будет что-то моё, и мне станет скучно сюда приходить. А ещё я думала, что если принести что-то с собой и оставить здесь, то другие, которые здесь бывают, догадаются, что я тоже сюда прихожу. А это такое место, где я прячусь от других и не хочу, чтобы меня находили. - Ну вот… Выходит, я тебе испортил игру? - Нет, не испортил. Я бы без тебя не нашла этот склон, и облака бы не увидела. А конфета настоящая? - А ты попробуй, - говорит он и смеётся. Она суёт конфету в рот. Конфета настоящая, даже более настоящая, чем леденцы из красивого магазина, где в витринах выставлены пряничные башенки и можно купить плоский круглый полосатый леденец и самые вкусные с мире пончики за пятак. - Ой, смотри, - говорит она, снова посмотрев наверх, - одно облако пропало! - Ты не догадалась ещё, почему? Она улыбается и поворачивает к нему голову: - Значит, сейчас самое время покататься на лодке, как ты думаешь? И они катались на лодке и танцевали с цаплями, разучивали лягушечьи песни и просто плавали в реке, а потом пеклись на солнце, искали клад и ловили фей. И когда на вершине последней сосны осталось одно последнее облако, она поняла, что пора прощаться. - Я хочу однажды попасть сюда по-настоящему: приехать на автобусе или приплыть по реке. Тогда, когда перестану прятаться. Или когда мне нужно будет спрятаться насовсем. И остаться здесь. Последнее облако растаяло над её головой. Мальчишка в шляпе с пером цапли улыбнулся ей – солнечной озорной улыбкой: - Значит, так и будет. Разве ты ещё не поняла? Но если ты не веришь, держи! – Он протянул ей маленький белый камешек, круглый и гладкий, и почему-то пахнущий ванилью. – Возьми с собой, чтобы не забыть. А теперь тебе пора. - Погоди, а кто ты? Я ещё увижу тебя? - Конечно. Я буду ждать тебя. Она зажмурилась, покрутилась вокруг себя – быстро-быстро, чтобы не передумать, и пошла прямо, прямо и прямо, пока не услышала вместо плеска воды и шума деревьев рёв проезжающих по шоссе машин и музыку из открытых настежь по летнему времени окон. Она знала, что больше не сможет попасть туда так, как умела до сих пор, но в кармане плясал белый гладкий подарок из чудесного места, который она ни за что никогда не потеряет. А ещё она знала, что, когда её больше не будет, а будет другая – взрослая и серьёзная, которая не заплетает больше косичек и носит на носу очки, - эту другую однажды попросят рассказать сказку про облака, спящие в вершинах сосен. И она точно знала, о чем будет эта сказка.
В одном замечательном старинном городе давным-давно жил один замечательный Мастер. Ковал он чудесные ограды для городских парков и домов, узорчатые балконные решётки и вертлявые флюгеры, тяжелые дверные петли и забавные вывески: для цирюльника – ножницы и расчёску, для сапожника – изящную туфельку, для булочника – витой крендель. Нрава Мастер был самого доброго, любил свою работу и город, в котором жил, а ещё любил делать подарки. Жил – не тужил, просыпался засветло, спать ложился затемно, и – надо признать – любил посидеть на крылечке с трубочкой табачку, когда выдавалась свободная минутка. И вот, однажды… Не бывает сказок без хорошего «однажды». Даже без «жили-были» сказки случаются, а вот без «однажды» - никогда. С Мастером тоже случилось «однажды»: пришёл к нему Бургомистр. (Не удивляйтесь: в этом городе Бургомистр был человеком весёлым, любил ходить к горожанам в гости и вообще до того, как стать Бургомистром, был неплохим портным. Такой уж это был город, где даже портной мог стать Бургомистром.) Пришёл и сказал: - Ты знаешь, Мастер, у нас в городе скоро будет Большой Городской Праздник. Я хочу попросить каждого мастера сделать городу и его жителям подарок: что-нибудь необыкновенное и чудесное. Придумай и ты что-нибудь, чтобы город стал ярче и веселее! - Хорошо, - ответил Мастер, - я подумаю, что можно сделать. Согласиться-то легко, но как сотворить чудо там, где чудеса сами запросто ходят по улицам и имеют обыкновение заглядывать на чашечку чая без приглашения? Долго Мастер решал, прикидывал так и этак, да только ничего у него не выдумывалось, и чем ближе походил срок праздника, тем больше Мастер грустил… И вот как-то вечером, когда сумерки уже подёрнули воздух сиреневой дымкой, и в небе видны были первые звёзды, а темнота ещё не сошла по небесной лестнице в город, Мастер сидел на крылечке своей мастерской, по обыкновению курил трубку и думал, как бы выполнить бургомистрову просьбу. Вдруг он услышал тихий звон и побрякивание, как будто медные монетки просыпались на мостовую. Он повернул голову на звук и увидел женщину в сиреневом платье, с длинными кудрявыми волосами, перевязанными платком и глазами цвета вечернего летнего неба. Она, улыбаясь, подошла к Мастеру и села рядом. - Здравствуй, Мастер! - Здравствуй, Гадалка. Как идут дела? Сколько несчастных влюблённых душ излечили твои зелья? - Дела идут плохо, Мастер. В городе, где все счастливы, некого лечить от тоски, дети здесь здоровы, а старики крепки. Я ухожу из города. Пойду искать место, где буду нужна, и надеюсь, что мне не придётся однажды вернуться сюда и обнаружить, что кто-то здесь нуждается в моих зельях. - Жаль, что ты уходишь: чудеса нужны даже счастливым людям. - Да, Мастер. Я тоже хочу сделать городу подарок на прощание и задержусь до праздника. Я потому и пришла: хотела просить тебя о помощи. Боюсь, что без тебя у меня ничего не выйдет. - Я помогу тебе, - обрадовался Мастер. – Только позволь узнать, что же ты придумала?.. На следующий день Мастер начал работать с удвоенной силой. И всё время чему-то улыбался. * * * В день праздника на городской площади перед ратушей (вы ведь помните, что это был старинный город, такой, каким он и должен быть по всем правилам) собрались все горожане, сколько их было. Пахло сдобой и сладостями, весело кричали и бегали дети, взрослые улыбались и дарили друг другу разноцветные ленты (считалось, что это приносит удачу; после эти ленты носили семь дней, мужчины – не шляпах, женщины – на платьях или в волосах). На помосте перед ратушей Бургомистр читал Поздравительную Речь, а потом объявил о том, что каждый мастер в городе сегодня подарит городу подарок. Дарители поднимались на помост и рассказывали о своих выдумках. Булочник испёк торт такой огромный и сказочно красивый, что каждому жителю досталось по весьма впечатляющему куску. На каждом куске красовался маленький марципановый домик – точная копия дома, в котором жил одариваемый, а на самой верхушке торта стояла маленькая марципановая копия городской ратуши со шпилем. Сапожник сделал семь пар семимильных сапог для городской стражи, чтобы можно было легко и быстро патрулировать границы. Ткачи наделали такой легкой и прочной ткани, которая не промокала даже в самый сильный дождь: из неё сделали навесы над помостом и над лотками с едой и напитками. Художники раскрасили стены домов рисунками, которые двигались и менялись: нарисованные человечки кланялись прохожим, шумели листья на нарисованных деревьях, а нарисованные птицы летали по стенам вверх и вниз. Мастер и Гадалка поднялись на помост последними. Они внесли небольшой сундук и открыли его. Гадалка заговорила: - Жители города! Я рада, что познакомилась с Вами и жила в этом чудесном месте, но мне пора уходить. Завтра утром я отправлюсь в путь, а сегодня мы с Мастером хотим подарить вам чудо, которое останется жить в этом городе надолго. Даже когда я уйду, и дети ваших детей будут нянчить внуков, чудо останется здесь, оно будет служить вам и делать вас счастливыми. Она открыла сундук и продолжила: - В этом сундуке ключи. Каждый, кто захочет, может получить ключ, этим ключом можно открыть одну дверь, но не всякую. В каждом ключе есть камешек: лиловый, зелёный, оранжевый или бирюзовый. Над нужной дверью будет висеть фонарь, и если он загорится, когда вы вставите ключ в замок, значит, вы нашли правильную дверь. Это, конечно, не просто двери. Ключи с лиловыми камнями открывают двери, которые ведут к исполнению желаний. Зелёные ключи уводят в мир самых лучших фантазий. Оранжевые ключи открывают двери к счастью. Бирюзовые ключи отпирают замки на дверях, ведущих к любви. Каждый год в ночь Большого Городского Праздника каждый горожанин сможет получить один ключ и открыть одну дверь, если сумеет её найти. Надо ли говорить, что всю ночь не было отбоя от желающих искать двери. А когда наступило утро, счастливые сонные горожане вернули ключи Мастеру и разошлись спать. Мастер сложил ключи в сундук, запер его и отнёс в городскую ратушу, где он и простоял до следующего года. На том бы и закончилась сказка, если бы не одно обстоятельство: спустя двадцать лет, когда Мастера уже не было в живых, а про Гадалку совсем забыли, как будто и не было её на свете, в городской ратуше случился пожар. Деревянный сундук сгорел, а ключи уцелели, рассыпались и растерялись. Город этот стоит до сих пор, и раз в году в один из летних вечеров горожане и приезжие то и дело находят старинные ключи с красивыми разноцветными камешками. Некоторые из них находят и двери под красивыми коваными фонарями, которые начинают светиться тогда, когда ключ вставляют в замок. Если кто-нибудь из Вас попадёт в этот город, чудо может случиться и с Вами. Надо только внимательно смотреть под ноги в сумерках.
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Для Анафемы Деталь. Я сплетаю цветы и травы-боюсь не успеть: Торопливо снуют суетливые пальцев тени, Одолень-трава, зверобой, сонм других растений, И поверх заклинаний собрать золотую сеть.
Защитить, отвратить беду от светлых дверей Той, что пишет сказки, которые души лечат. Доплести и допеть, домолчать, погасить все свечи Я надеюсь успеть, чтобы радостно стало ей.
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Единственный человек, которого я могла назвать любимым актером, умер. Робин, я надеюсь, это все-таки было не самоубийство, ну потому что после "Куда приводят мечты" это было бы глупо. В любом случае, легкого пути тебе дальше, целитель Адамс.
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Каждый раз, пересматривая Финрод-Зонг, не могу решить, с кого меня прет больше, со сладострастно-порочного, чувственного, вдохновенно лжепророчествующего Саурона, или с чистейшего, открытого, страстного ощущением правды Финрода. Охренительные оба. Меня удивляет, как при таком передаче качества, и видео, и звука, мюзикл оставляет отпечаток в мозге, сравнимый с Mozart L'Opera Rock и уж точно перехлестывающий Дон Жуана. Может, конечно, дело еще в том, что я сочувствую этой эстетике (Хотя сильмовские эльфы никогда не были мне особенно близки), но, нно! У меня ощущение, что я пишу этот пост не в первый раз, но что-то распирает.
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Я все время слишком занята для отчетов по рунам. Я играю в Фб, не слишком активно, но с телефона это отнимает больше времени, я пишу "Оборотня", я делаю подарки и заказы вперемешку, рисую сборник-три акварельки за последние несколько дней, увы, пока без акриловыз рамок, нно. Сегодня почти весь день потратила на питие чая в интересной компании в лесу. Пуэр таки не мое, а вот Да Хун Пао охренителен. Тема чайной наркомании мне близка только в смысле зависимости от чая, и все обсуждения прущих эффектов скорее забавляют. А ночь теплая, и остатки грозы на меня капают, потому что я вышла на ночь воздухом подышать. Луны, увы, не видно из-за туч. У меня началось Кано и я призналась себе в том, что могло бы быть очевидным, но не было. И еще одна левая информация позволила поверить, что надо не стесняясь пробовать брать то, что кажется твоим, даже если с точки зрения морали есть вопросы. Иначе уведут из под носа, сделают то, что ты мечтала и претензий не предьявишь.) Хотя, понятное дело, человек не игрушка, чтобы его забрать. Но вот сообщить о своем желании надо, причем открытым текстом, а не намеками. Ужасно хочется, чтобы все получилось.
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Итак, Феу. -выложенные ключи-фонари -яблоки -еда от соседей -предоплата за украшения Уруз: - абсолютно спокойно перенекенные последствия таскания яблок. -Ушбафотосет и прогулка после него. -Много целительных разговоров с Неле -Обнаруженные на руках в количестве синяки
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Рутинные мысли, учеба-работа, Жизнь в колесе бесконечной Сансары, И хочется трэша, а может угара? И...разве найти еще на ночь кого-то.
Но я не пойду в бар, и пить там не буду, Звонок в Преисподнюю:"Можно Начальство? Привет, мон ами, ты прости за нахальство, Но, дьявол, сделай мне чудо? О-е, сделай мне чудо."
Завал на работе, без продыху пашем, Дэдлайн незаметно подкрался, зараза, И я, разгребя свои "десять КАМАЗов", Уже полутруп-достаю пару чашек. Но я растворимый, конечно, не буду, Хоть еле живая, на вкус-то не пофиг! -"Приятель, свари мне, пожалуйста, кофе, Коллега, сделай мне чудо! О-е, сделай мне чудо."
Она так умна, что это печально, Она перекрикивает навигатор, Твои сигареты- еще один фактор, Чтоб мозг выколупывать ложечкой чайной. Но я осуждать ее вовсе не буду, В целом она-неплохая девчонка, Она говорит:"Мне сделай ребенка!", Смеюсь:"Сделай мне чудо! Мой милый, сделай мне чудо, О-е, сделай мне чудо!"
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Мастерская-локальный Авалон, на всез трех подоконниказ ровным слоем лежат яблоки. Запах сбивает с ног и чувствуется уже когда вставляешь ключ в замок. Минусуя транспортировку и собственную жадность, это был самый приятный квест за последнее время, максимально Лугнассадовский. Ездили вчера с Полли в сад, гадали. Крупные свечи, расставленные по захламленной комнате жилого вагончика придают всему винтажно-шеббийный вид, даже резиновые сапоги огромного размера начинают выглядеть стильно)
Какая-то соседская кошка-подросток приходила, милая, ласковая: мяучила, гладилась, игралась, залезала на облепиху и с ней дралась зачем-то оО.
Пишу о глупости, хотя хотела о важном. Ощущение, что я перешагнула на новый круг, то самое вонзившееся перо. Капитан очень чутко угадал сегодня, я даже испугалась, неужели так заметно. И опять перемены-внутренние, в отношении к людям, в отношении к миру, и как следствие внешние. Но суть пока описать не могу. Просто как будто мир повернули другой гранью. Может, и правда немного Авалон просто. Персональный.
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Я тут осознала, что когда живу в рунном круге, то мне проше быть. И мир ласковее, и через призму руны инсайты формулируются четче, и время отслеживается, без паники и ограничений, но такое...фиксирование происходит. В общем, я, наверное, с завтра опять начну. И постараюсь отчеты писать.
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Я закончила коллекцию про ключи и фонари. Она получилась несколько более мрачной, чем мне хотелось бы, но можно сказать, что я лечилась этими вещами, прогоняя через себя уйму ощущений. И пусть сравнительно недолгое время изготовления не обманывает- в последнее время я практически только и занималась, что работой, причем этой. Выкладывать буду завтра, в Мантихорьей лавке вконтакте. Очень надеюсь на обратную связь, потому что иначе я кончусь как личность.
Знает автор лишь только один, где у сказки (счастливый?) конец, ну а ты здесь лишь Шут, лишь Глупец, но она вся-тебе, погляди.
Чукча после читательных выходных внезапно писатель. Шесть страниц написала, и не очень понимаю зачем, что там дальше будет и тд, однако от текста себя сейчас оторвала усилием воли, потому что спина заболела. Эсфирь, это эпидемия прозы, точно тебе говорю, и я знаю, кто меня заразил)
Очень хочется не мерзнуть без тонны одежек, очень хочется в субботу в Екат, очень хочется взаимной любви, очень хочется закончить мини-коллекцию про ключи и фонари, очень хочется писать дальше и спать. Мысленно благодарю соседей за падишахский завтрак, обед и ужин. То есть, поднос с едой был один, а некоторая еда все еще осталась) Вкусно, сытно и в большинстве своем полезно. Мр*.*
А вообще это пост про радости среди холода:вкусная еда, творчество и ожидание хорошего.